Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Эмиль Офин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Лёва проворчал:
— Весна-то на носу. Кто кузова будет чинить? Пушкин?
С этими словами наш бригадир проследовал к буфету и приволок в своих ручищах сразу полдюжины пива.
— Садись, Василий Трифонович, рядом со мной. — Тут он посмотрел на Степку Лузгина своими ласковыми черными глазами. — И всех прошу. Лёва Королевич угощает, граждане пассажиры.
Полька-тройка
Костя Бондарчук и Лёва Королевич соперничают всегда и во всем. И не только из-за медсестры Кати. Это началось у них еще с того времени, когда мы впервые пришли в степь. Тогда спали еще в палатках и по утрам разогревали машины на двадцатиградусном морозе. Теперь-то мы живем в нормальных домах, а по вечерам смотрим кино или танцуем в клубе на главной усадьбе, где у нас, как выражается Лёва, «функционируют» разные кружки. Теперь нам смешно вспомнить о том, какими героями мы себя воображали.
Больше всех, конечно, задавался Лёва Королевич. О себе он говорил не иначе как во множественном числе и начинал всегда со слов: «У нас в Одессе…» или: «Мы, покорители целины…» При этом Лёва посматривал на нас своими ласковыми цыганскими глазами сверху вниз, покровительственно, что, впрочем, было ему не трудно, принимая во внимание его рост — сто восемьдесят девять сантиметров. Вообще Лёва любит пофилософствовать и щегольнуть всякими звонкими словечками. Не бывает такого собрания, где бы он не произнес речь. А вот Костя Бондарчук, тот, наоборот, молчаливый. Когда Лёва начнет донимать его своими насмешками, да ещё при Кате, Костя нахохлится, засопит и норовит молча нанести Лёве оскорбление действием — ткнуть кулаком под бок или двинуть ногой под тощий зад. И тогда Лёва говорит: «Фу, как некрасиво. Мы, покорители целины, должны применять грубую физическую силу более элегантно и рационально. Например, сделать за смену лишний рейс с удобрениями».
Тут надо сказать, что за рулем автомобиля Лёва Королевич — бог. Никто в нашем совхозе не ездит быстрей, На уборочной Лёва сидит за рулем как припаянный. Когда он спит? Никому не известно! Сто километров из глубинки до элеватора его грузовик с двумя прицепами покрывает в рекордное время. Летит этакая махина по степи, как самолет по небу, слышно её за много километров. Со стороны смотреть — дух захватывает.
Правда, Костя Бондарчук тоже шофёр высокого класса. Но он не трезвонит о себе, как Лёва, а молча наступает ему на пятки. Например, прошлой осенью Лёва сообразил: зачем ему в разгар работы заезжать в совхоз на заправку? Взял да и пристроил на свою машину запасной бак для горючего да еще краник такой приладил, чтобы, не вылезая из кабины, прямо на ходу переключать подачу топлива. В течение двух дней Лёва обогнал Костю на целый рейс. Но на третьи сутки Костина машина вышла в степь с таким же добавочным баком, а потом это новшество появилось и у каждого из нас.
Лёва обозвал тогда Костю обезьяной и ехидно заметил, что «у нас в Одессе аналогичных пижонов сажали ездить, извиняюсь, на ароматных бочках», и, покосившись на Катю, добавил: «Рожденный ползать, летать не может. Всё равно я его обставлю…» И обставил. На этот раз он придумал такой фокус: пришел к своему дружку, плотнику Ваське Ефимову, тот нарастил борта Левиной машины всего на одну доску, но это дало возможность Леве грузить зерна почти на целую тонну больше. Кажется, совсем просто, но придумал это дело почему-то именно Лёва. Немудрено, что переходящие вымпелы обкома комсомола — и за посевную, и за уборочную — перестали быть переходящими: они прочно поселились в нашей бригаде.
Вообще Лёва мастак на всякие выдумки по технической части. Помню, в первую целинную зиму разбушевалась однажды пурга. А тут, как назло, и продукты, и горючка из исходе — у нас тогда еще не было ни настоящего бензинохранилища, ни продовольственного склада. Ведь это не шутка — отсиживаться в дощатых бараках в снежной степи, твердо зная: если в самое ближайшее время не пробьёшься к станции — оттуда к нам всё снабжение шло, — тогда… А как туда пробиваться в такую завируху? Самоубийство.
Ну, затянули мы посильнее ремни. Сидим, ждем у моря погоды, А снег все сыплет и сыплет.
На четвертый день Серэга Красавин открывает комсомольское собрание: что, мол, будем делать? Никто не берет слова, кроме, конечно, Левы Королевича. Тот явился из кузницы, беззаботно напевая «Мы спаяны, как два стальных кольца», закопченный, с красными от холода ушами (Лёва круглый год носит морскую фуражку с «капустой»), а в руке у него связка каких-то железяк.
— У нас в Одессе, — говорит, — аналогичных случаев, то есть чтобы снег валил целую неделю, не бывало. Но, к вашему счастью, Лёва Королевич в свое время служил на Севере в автомоточастях Советской Армии и научился там кое-чему. В частности, элементарному обращению с кузнечным инструментом. Посмотрите, какие хомутики я изготовил собственноручно.
Мы посмотрели. Ничего особенного. Это были довольно грубо загнутые скобы из полосового железа, соединенные болтами в хомуты. Такими хомутами скрепляют, например, телеграфный столб с вкопанной в землю рельсой.
— А я соединю этими хомутами две автомашины — мой ЗИЛ и бензовоз, — пояснил Лова. — Получится вроде как два паровоза на железной дороге: один тянет, другой толкает. Слушайте сюда. Я, Лёва Королевич, пробиваю в снегу колею, а сзади по этой колее меня подталкивает мощный бензовоз уважаемого коллеги Бондарчука, который всегда уверяет, что нигде от меня не отстанет. Вот теперь он, если и захочет, не сумеет отстать.
И Лёва потряс железными хомутами внушительно, со звоном.
Это было что-то совсем новое и в то же время простое, как все Лёвины изобретения. Шофёры соображали, прикидывали, как получится на деле. В конторе совхоза было холодно, снег за окном все валил не переставая.
Медсестра Катя сказала:
— До станции больше ста километров. Вас же засыплет начисто. Даже подумать страшно!
— Страшно? — переспросил Лёва. — Имейте в виду, Катерина Ильинична, что Лёва — член ВЛКСМ и страшиться трудностей — единственное, на что он не способен. Остальное Лёва все может. Вот если коллега Бондарчук сдрейфил, тогда… — и он ласковыми черными глазами посмотрел на шоферов. — Тогда — кто следующий, граждане пассажиры?
Костя засопел и сказал нашему мотористу;
— Саша, я возьму твой длинный тулуп. Ладно? На этом собрание окончилось.
Уже через полчаса Костя подогнал вплотную к Левиной машине десятитонный бензовоз — буфер к буферу, — и Лёва собственной рукой намертво затянул болты на хомутах.
После этого Лёве и Косте отдали каждый что мог: шофёры — остатки горючего из своих машин, повариха Леля Каретникова — полведра печеной картошки, медсестра Катя — флягу со спиртом. Директор Егор Фомич вручил Леве документы на получение грузов. Рявкнули моторы, зазвякали, зашлёпали с пробуксовкой цепи на колесах, и Левина комбинация из ЗИЛа и бензовоза исчезла в снежном вихре, а пробитую колею тут же и замело у нас на глазах.
Эта чёртова пурга крутила и крутила, казалось, конца ей не будет, всю душу выкрутила. Поганые мысли лезли нам в голову, все валилось из рук. И как-то неловко было смотреть друг на друга: почему пошли на риск именно Костя и Лёва?..
— Прошли уже сутки, — сказал Серёга Красавин. — Надо что-то предпринимать.
И он отправился в мастерскую к Сашке Губанову — ковать хомуты.
На этот раз все шофёры вызвались ехать. Но где взять горючку? Остался только неприкосновенный запас, на самый крайний случай.
— Это и есть самый крайний случай, — сказал Егор Фомич. — Поезжайте!
Но ехать не пришлось.
К вечеру ударил мороз. Пурга прекратилась. Под звездным небом спокойно лежала белая степь.
И вот издалека донесся тихий, но отчетливый рокот, а потом на темном горизонте полыхнуло зарево. Снег заискрился, засверкал в ослепительном свете фар Левы Королевича.
— Как в сказке! — шёпотом сказала Катя.
Она, как и все мы, стояла у крайнего барака, за которым начиналось снежное безлюдье, и в глазах у нее отражался свет идущих автомашин.
Тридцать часов Лёва и Костя пробивались к станции и обратно до совхоза. Двести километров — тридцать часов.
— Как же ты не отморозил свои длинные противные уши? — нежно спросила Катя.
И Лёва, который никогда за словом в карман не лезет, не нашелся, что ответить. Он только пробормотал что-то вроде «извиняюсь», поспешно опустил воротник тулупа и поправил фуражку, чтобы она сидела пофасо-нистей. А потом искоса посмотрел на Костю.
Но на того смотреть было бесполезно: Костя Бондарчук сидел за рулем в кабине бензовоза и, посапывая, крепко спал. Впрочем, и Лёва, хотя и хорохорился, еле держался на своих длинных ногах. Мы с трудом сволокли в барак его и Костю, а сами занялись разгрузкой. Бывало, что при разгрузке уронишь ящик с консервами или там рассыплешь крупу. Ничего такого на этот раз не произошло. Мы даже не пролили ни одной капли горючего, когда заправляли свои машины из Костиного бензовоза.